В Назаровскую (на второй решительный штурм – М.Б.) пошли красноярцы и несколько человек из других городов. Среди них был Илюхин (председатель центральной секции спелеологов СССР – М.Б.). Контрольный срок возвращения группы истекал через двое суток.

Поздним вечером я вместе с двумя спелеологами пошел к Назаровской, чтобы помочь группе поднять снаряжение.

Вход в пещеру был прекрасен. Огромная арка из массивных глыб, упирающаяся одним концом в гладкую вертикальную стену высотой метров тридцать. Сверху над входом нависли ветви старых деревьев, одно из которых, не выдержав собственной тяжести, рухнуло и теперь упиралось одним концом мощного ствола в вертикальную стену.

Это было очень странное зрелище: где-то далеко под ними плавно покачиваясь, ползли белые каски. Людей не было видно – их поглотила тьма и потому каски напоминали какие-то странные существа ползущие неровной вереницей по поверхности.

Первым вылез Володя Ляшков. Он поднялся по лестнице и, в конец обессиленный, сел тут же на камни. Он был мокр, как если бы вышел из-под воды, грязен как если бы век прожил под землей. У него были синие губы, безмерно усталый взгляд и руки с белыми ладонями и глубокими морщинами – от долгого пребывания в воде.

Потом вылез на свет Петр Киряков – тоже весь синий, достал негнущимися пальцами флягу, отвинтил пробку, добыл сигареты и вместе с Ляшковым их раскурил.

Мы поднялись к костру, и спелеологи стали снимать комбинезоны, подставляя застывшее тело поближе к огню. Двое едва сели, тут же уснули. Тридцать часов они продирались в пещере, иной раз по шею в воде – и греться им там было негде.

Когда я уезжал, один из спелеологов сказал: “Да, такое адское переохлаждение могли выдержать только эти ребята из Красноярска”. Не знаю, так ли это. Возможно. Знаю только, что работа, которую они проделали, была невероятно трудна.