Узкий наклонный ход. Тянет прохладой, погребом, прелой землей. Со свету ни черта не видно. Скорей бы глаза, как это, адаптировались.

Киряков, пригнувшись, светит под ноги. Остановился. Поворачивает голову направо, налево. Бледное пятно налобного фонаря освещает серые стены, выхватывает из мрака щели, трещинки; мелкие желтые сталактиты и гелектиты, совершенно некрасивые тут, в начале пещеры.

Наклонный ход выводит в небольшой гротик. Навалившись спиной на стену, сидит Лебедев. Под ногами у него черная дыра провала. В нее уходи подрагивающая веревка. Там, внизу уже трое.

Веревка ослабла. Тишина. Вскоре, многократно отраженный от стенок, крик:

- Вы-а-ай!

Это значит: “Выбирай!”

Лебедев вытаскивает страховочную веревку, раскладывает ее большими кольцами у ног.

Киряков пристегнулся к страховке, пропустил спусковую веревку в “шайбу”, резко выдохнул.

Вперед! Вперед и вниз.

Глаза уже привыкли к темноте. И слабый луч налобного фонаря кажется ослепительно ярким. Пока еще батарейки новые. Стена слева, стена справа. С легким свистом и шипением, веревка проскальзывает сквозь спусковое приспособление, и Петр быстро скользит вниз, в черную пустоту провала. Стены уже не светло-серые, как в привходной части, а коричнево-глянцевые. Немного щемит сердце и, вроде как бы, пустота в желудке, все-таки, что ни говори, под ним сто метров пустоты! Внизу, далеко внизу, будто на другой планете, почти нереально еле виден светлячок фонаря. Ничего, все нормально! Парни уже внизу, расположились в разных точках отвеса. Стены медленно уплывают вверх. Посмотреть туда? Наверх? Что там?