На невысоком пригорке, там, где лог, раздвинув по сторонам крутые бока сопок, вываливаются в широкую долину речки Степной Баджей, из молодого ельника торчат высокие деревянные кресты, уже потрескавшиеся и потемневшие от времени. Где-то в ельнике, среди крестов, красноголовый дятел усердно долбит сухое дерево.

- Что это? Кладбище? – Владимир повернул потное лицо к шагавшему рядом Резвову.

- Угу.

- Впервые вижу. Кресты уж больно высоки.

- Литовское, потому что.

- В Сибири? Литовцы? Откуда?

- Оттуда. Из Литвы. Ссыльные.

“Ссыльные... Литовцы... Идет, да идет себе. Не запыхался, даже почти не вспотел, - Владимир с завистью смотрит на сухопарого, подтянутого Резвова. – А туту пот заливает глаза”.

Тяжелый рюкзак оттягивает Владимира назад, пригибает к земле, не дает распрямиться. Какой-то жесткий предмет, должно быть “Шмель” сквозь спальник уперся в спину, елозит по ней, растирая в кровь поясницу.

Владимир на ходу подкидывает рюкзак повыше и подставляет под него ладони. Боль от давившего на спину “Шмеля” пропала, шагать с заведенными за спину руками неудобно. Через несколько минут он берется за лямки, чтобы хоть немного облегчить ноющие плечи.

“Идут и идут. Давно пора привал делать. Покурить, отдохнуть. Вот пишут – тяжело туристу: у него в рюкзаке и палатка, и спальный мешок, смена одежды, продукты... А каково спелеологу? Ко всему этому еще и снаряжение для штурма пещеры: веревка (собрана кольцами, сорокаметровая капроновая веревка из-под клапана рюкзака упиралась Владимиру в шею.), примус, камеральные принадлежности, комбинезон, каска, освещение и железо, железо, железо: карабины, крючья, молотки, шлямбуры, самохваты, жумары... Не спелеолог, а слесарь какой-то. И как все это вмещается в обыкновенный Абалаковский рюкзак?”