“Зело превелики и причудесны сотворены скалы. А находятся они в отдаленной пустыне.… Только попасть туда трудно, конный не проедет, пеший не пройдет, да и зверья дикого не мало. Разное рассказывают о них. Пожалуй, правду говорят, что даже в других землях не увидишь такие. И залезти на сии скалы не сможет и, какие они, не известно”, - так о Столбах писал в 1823 году П. Селезнев.

Красноярские Столбы! О них так много и красочно написано, что я даже не берусь за эту тему, но обойти ее никак невозможно, ибо не каждый “столбист” становился спелеологом, но все красноярские спелеологи обязательно начинали со Столбов.

Шестидесятые годы. Это было время расцвета свободолюбивого “столбистского” племени. Трудно тогда было найти молодого человека в Красноярске, который бы в свободное время не “отирался” на Столбах. Как удачно выразился Сомерсет Моэм, это был “… бунт романтики против заурядности жизни”. Молодежь лазила по скалам в разное время суток, разными, самыми невероятными ходами и лазами, встречали рассветы на вершинах. Уходили в тайгу, в походы пешие, водные, лыжные. Кстати, из этого дикого племени вышел и я.

Ну, скажите, какому нормальному человеку, вернее пацану, ученику шестого класса, взбредет в голову идея на ночь глядя, в январе при 35-градусном морозе отправиться на лыжах в тайгу, с твердой мыслью переночевать у костра? И ведь пошел, и переночевал! Почему я тогда не обморозился? Загадка. И для меня, и для моих родителей. Не помню уж, пороли меня тогда или нет? А надо было бы.

А какой “столбист” не сплавлялся по нашим порожистым рекам? Базаиха. Перед закрытой плотиной скапливается вода и лес (тогда по ней вели молевой сплав), все выше поднимается уровень. Шлюз открывают, и масса бревен, как с горы, устремляется в шлюзовой водопад. Среди этой шевелящейся, напирающей массы, сколоченный из нескольких бревен тяжелый неуклюжий плот. На нем Ефремов, Бикеев, Коваленко и две женщины, будущие жены наших героев.